Династия
/
Коржева Кира Владимировна биография

Коржева Кира Владимировна биография

Кира Коржева 1948 г. Студенческие годы. 1950 г. К. Коржева, Г. Коржев,
Д. Краснопевцев 
Г.М. и К.В. Коржевы. 1951. 

    Способность изобразить привычное и реально зримое часто освобождает художника от внешнего беспокойства и решения сиюминутных проблем, позволяя сосредоточиться на самом процессе живописи. Глядя на портреты, пейзажи и натюрморты Киры Владимировны Коржевой (в девичестве Бахтеевой), убеждаешься в спокойном и несуетном характере её искусства. Талант созерцания, позволяющий глубоко погрузиться в окружающую природу среднерусского пейзажа и тихую жизнь вещей и цветов, психологические точные выразительные портреты друзей и близких – вот тот живописный мир, который долгие годы питал её творчество.
   В самом конце 1930-х – начале 40-х годов Коржева училась в Московской средней художественной школе, где встретила главного учителя своей жизни – Василия Васильевича Почиталова. «Влияние Почиталова на становление живописи в стенах художественной школы трудно переоценить», – пишет в своих воспоминаниях Гелий Коржев». Серьёзность отношения учеников к живописи, которое можно определить как трепетное и фанатичное, породило своих лидеров, которыми были Иван Сорокин, Кира Бахтеева, Александр Суханов и некоторые другие. Это стало ясно на первой выставке школы в 1941году». В самом начале Великой Отечественной войны школа была эвакуирована в Башкирию в село Воскресенское. «Учёба началась, – вспоминает Коржев, – в конце осени 1941 года с большим трудом. Не было красок, холстов, бумаги, мольбертов и т.д. Часть педагогов ушла на фронт и пришлось заново формировать состав учителей... Ребята стали осваивать новую натуру – образы жителей деревни, сельские пейзажи, которые начинались сразу у дверей общежития. Головы юных художников кружились от восторга перед красотой природы. До конца своей жизни Кира Бахтеева пронесла эту любовь к деревне, где каждое время года было по-своему прекрасно».
   В творчестве Коржевой нет явных жанровых предпочтений. Пейзаж, натюрморт и портрет органично сосуществуют друг с другом, составляя своего рода триединство восприятия окружающей жизни. Художница пишет то, что хорошо и давно знает, не опасаясь многократного повторения того или иного пейзажного мотива за окном мастерской или тщательно выстроенного предметного ряда на столе. Драгоценность каждого мгновения жизни – вот скрытый пафос её живописи. В частности, четыре пейзажа, увиденные сверху из окна мастерской в разное время года и суток («Дворик зимой», 1977, «Дворик весной», 1978, «Дворик вечером», 1979, «Дворик на закате», 1980), не просто передают смену цвета и света, дополняя друг друга, но зримо доносят до нашего сознания непрерывность потока жизни. Московский дворик, конечно, не Руанский собор, многократно написанный при различном освещении Клодом Монэ, но и работы нашей художницы неизменно подтверждают одну из коренных закономерностей искусства – в один и тот же пейзаж нельзя войти дважды. «Колорит равен любви», – говорил Василий Суриков. В упомянутых пейзажах Коржевой главным «героем» всегда является точно найденный колорит, преображающий обыкновенный московский двор в картину внешне небольшого, но по сути бесконечного мира.
   «Я не отражаю природу, я живу в ней», – писал Почиталов и его ученица, верная завету учителя, естественно вживается в окружающее пространство природы, пристально и по-доброму всматривается в затенённую соснами «Старую дачу» (1957) или потемневший деревянный «Забор» (1990), рядом с которым мирно соседствуют разросшиеся цветы и травы. Сельские и городские пейзажи сменяют друг друга, и в каждом отдельном случае Коржева, несмотря на будничность внешнюю непритязательность мотива – «Берег Оки» (1982), например, находит то, что можно было бы назвать поэзией повседневности – заснеженные крыши домов на Тверском бульваре, те же крыши и жёлтые стены зданий среди летней зелени... Сегодня под напором современного строительства, назойливой рекламы и другой агрессивной среды московские пейзажи художницы 30-ти и 40-летней давности видятся как своеобразные знаки иной жизни, напоминая о тишине и покое, о нормальном человеческом масштабе восприятия окружающего. Подобное художественное мировоззрение, безусловно, также восходит к годам учёбы у Почиталова, о котором Коржева вспоминала с неизменным теплом и благодарностью: «К нему шли за советом. И поделиться радостью, успехом. И облегчить горе, понять неудачу. И просто побыть в атмосфере истинной любви к искусству и требовательной доброты. В педагогической системе Василия Васильевича Почиталова, по-моему, главное – сам масштаб и сама глубина его личности».

Кира и Гелий Коржевы.  К.В. Коржева в мастерской. 1957 г. К. Коржева с учителем В.В.Почиталовым и мужем Г. Коржевым
в деревне Рюмниково. Лето 1966 г. 

    Количество портретов, написанных Коржевой в разные годы, сравнительно невелико, особенно рядом с пейзажами и наиболее многочисленными натюрмортами. Но количество в данном конкретном случае и в искусстве вообще не является чем-то определяющим. В ранних портретах больше живописной многослойности и обволакивающей мягкости – «Портрет А.Е.Беляева» (1939), «Портрет сестры Лилии» (1940). Некоторые, напротив, написаны экспрессивно с присущей быстрому натурному этюду свежестью – «Натурщица» (1943), «Портрет девочки» (1952). В женских портретах 1960-х – 70-х годов – «Портрет Сапожниковой» (1968), «Женский портрет» (1973), «Портрет соседки» (1973) – больше законченности и даже монументальности, как в хорошо продуманных персонажах картин. Не случайно и то, что это в основном женские образы, более доступные для общения во время позирования, увиденные Коржевой с высоты её собственного жизненного опыта.
   Натюрморт, как одухотворённая вещественность, как «тихая жизнь» (Stille-ben), а не «мёртвая натура» (Nature morte), был близок Коржевой с первых лет творчества и буквально до последних дней жизни. Натюрморт позволял строить собственный изобразительный ряд, выбирать форму и цвет предметов, определять характер их взаимодействия в пространстве, символику и прочие выразительные особенности.
   В ранних «школьных» работах 1940 года угадываются типичные ученические постановки, в которых преобладает приглушённый колорит и осознанное стремление передать объединяющую все предметы световоздушную среду. В дальнейшем в 1950-е и последующие годы цвет становится всё более активным, возрастает интерес к декоративному началу, появляются натюрморты, написанные на открытом воздухе – «Цветы на солнце» (1957), «Васильки» (1975) – или на фоне окна и открывающегося за ним пейзажа – «Дикая рябина» (1996), «Полевые цветы» (1996) и т.д. В некоторых натюрмортах последнего десятилетия декоративность усиливается за счёт предельно активного фона – «Розы на голубом фоне» (2002), «Цветы и фрукты» (2003), «Юбилейный натюрморт» (2003), «Розы на синем фоне» (2007). Глядя на эти работы, невольно удивляешься праздничной колористической силе холстов, воскрешающих в памяти произведения признанных мастеров XX века.

К.В.Коржева на открытии групповой выставки в доме литераторов на фоне своих работ. Март 1977 г.  К.В.Коржева. 1967 г. 

    Фрукты, овощи, предметы деревенского и городского быта – всё постепенно отходит в прошлое, уступая место цветам. Цветы постоянно жили в натюрмортах Коржевой и раньше, но лишь как часть целого, как фрагменты и красочные оазисы. Начиная же с конца 1980-х, в 90-е и особенно последующие годы её холсты запомнились простыми полевыми цветами и травами, роскошными букетами роз, лилий, гвоздик, гладиолусов и т.д. Мир цвета и свободных растительных форм полностью овладевает воображением художницы и становится для неё средоточием прекрасного. Нечто подобное не раз случалось в отечественном и мировом изобразительном искусстве. Называть имена нет смысла, список слишком велик.
   Вспоминая жену, Гелий Коржев пишет, что «последние месяцы она болела, а в перерывах заканчивала холст с прекрасными розами. ...Никакие побочные соображения не могли существовать, когда она выдавливала краски и подходила к холсту. И перед последней больницей поднялась в мастерскую, что-то делала и вернулась спокойная». Более чем полувековое служение Киры Коржевой искусству состоялось, завершившись многоцветным аккордом во имя добра и красоты.
   

Вильям Мейланд, 2008 год